Дарья Бобылёва – Вьюрки – 2018

Вьюрки, как всякое садовое товарищество, были поделены на несколько улиц с благостными названиями: Лесная, Рябиновая, Вишневая. Улицы впадали одна в другую и имели общий выезд к главным воротам, за которыми уже шла проселочная дорога, и далее трасса, и далее широкий путь к городской цивилизации. Места были живописные: лес, река, маленькая и мутноватая, но зато с плакучими ивами, и с мостиками прямо из деревенского детства, и с церковью на том берегу, на пригорке. И, кроме того, с красноперкой, плотвой и лещами, которых Валерыч успешно ловил на донку, когда захотелось почувствовать себя добытчиком.

Не первый год мы читаем книги серии «Самая страшная книга», размеренно покупая их в коллекцию, но до работы Дарьи Бобылёвой, которая была сначала опубликована в серии в далеком 2018 году, мы смогли добраться только сейчас, когда она появилась в одноименной серии писательницы. Грусть и тоска съедает нас: «почему так долго мы к этому шли»!? Правда, после прочтения «Вьюрков» остальные книги Дарьи материализовались на полке сами собой.

Это, конечно, внушало оптимизм. Если бы не досадная необходимость изображать перед Катей решительного самца, Никита, пожалуй, сбежал бы от греха подальше. Он и без того, как любой глубоко пьющий человек, страдал от чрезмерной тревожности, а сейчас инстинкт самосохранения буквально выл сиреной.

Когда читаешь русский хоррор, представить антураж местности, в которой происходит та или иная история, не вызывает затруднений: писатели так же, как и мы живут в многоквартирных домах, гуляют по спальным районам, покупают мороженное в тех же ларьках – в общем, живут такой же обычной жизнью, как и мы. Поэтому читая очередную историю картинка материализуется перед глазами, еще до того, как прочитаешь в описании слово «советское» или увидишь знакомое название района. Некоторое количество рассказов на дачную тематику мы припомнить можем, но вот чтобы целое СНТ сразу – это в первый раз.

Все произошло средь бела дня, когда выяснилось, что засорилась труба под туалетом, по которой нечистоты стекали за забор, в лесную канавку. Анна крикнула Максиму, чтобы он немедленно эту трубу прочистил. Максим крикнул из дома, что уже пытался и ничего не вышло, а в лес он идти не намерен, так что придется ставить в сортир ведро, как у всех. Анна ответила, что не хочет, как у всех, а хочет удобно, и пусть Максим попробует еще раз. Максим отказался и оглушительно пожелал ей успеха в трудном ассенизационном деле, раз для нее это так важно. Тут подключился Леша, который крикнул, что не будет собирать малину, потому что в малиннике кто-то ходит и он боится. Разъяренная Анна, возившаяся с трубой и ведрами, отвесила ему незапачканной частью руки подзатыльник и велела делать что сказано. Максим собрался выйти во двор, чтобы сделать сыну внушение. Ревущий Леша тем временем удрал за ворота – он вообще не хотел собирать засиженную клопами малину, а хотел кататься на велосипеде.

На самом деле – это гениально! Так как хоррор – лучше всего ощущается в ограниченных пространствах (палатка в лесу рядом с догорающим костром, странные звуки в туалете по ночам, полоска света от холодильника после 18:00), сама идея ограничить пространство для русского человека (многоквартирный дом, переполненный общественный транспорт, закрытое пространство в офисе) может претерпеть поражение. Но есть одно место, в которое рвешься всей душой, в теплое время года, каждую пятницу – дача.

Она остановилась, уставилась на них в упор и вдруг улыбнулась – точнее, оскалила зубы, широко и хищно. Потом открыла рот и издала неуверенный, тихий звук, что-то среднее между «у» и «а». У Никиты волосы на затылке зашевелились, буквально, и мурашки промчались по всему телу ледяной стайкой. И тут баба Надя внезапно заплакала – вот это у нее получилось очень естественно. Мокрые подслеповатые глаза жалобно заморгали, седые брови поднялись горестным домиком. Никита дернулся, готовый уже броситься к несчастной, обиженной им старушке, помочь, утешить. Но тут баба Надя высунула длинный розовый язык и принялась слизывать бегущие по щекам слезы. И жалеть ее как-то сразу расхотелось.

На дачном участке ужас будет ощущаться по-особенному, ведь это твои собственные несколько соток свободы, на которых можешь делать все, что угодно! Никакой плач соседского ребенка снизу не будет казаться ночным полтергейстом, или шумная гулянка сверху не будет мешать играть на пианино. Дача – это обнесенная по периметру забором свобода. Свобода, к которой начинаешь стремиться после 35 – уехать подальше от мирской суеты, вечерком навернуть шашлычка, одновременно подкармливая летающую живность – разве не блаженство?

В постель Юки забралась с ноутбуком и наушниками, чтобы посмотреть перед сном кино – фильм ужасов, разумеется. Для ужастиков у нее была отдельная папка, она специально накачала их себе на лето великое множество, и теперь это оказалось более чем кстати. Из приятных страшилок с обязательной мистической тайной в сердцевине эти фильмы превратились в окошко, через которое она с ностальгией глазела на привычный мир. Люди там спокойно перемещались из одного населенного пункта в другой, пользовались Интернетом и мобильниками, смотрели новости по телевизору, и все у них было так привычно, удобно, правильно, что Юки даже сердилась немного на паникующих героев. Нашли из-за чего визг поднимать: проклятие на них наложили, приведение в доме завелось, да вы просто во Вьюрках не были…

А что будет, если уехать со своей дачи ты больше не сможешь? Так как всех нас ожидают какие-либо бесполезные для жизни, но нужные для выживания активности – мы не можем позволить себе просто о них забыть. Поэтому время на прекрасном огороде по колено в грязи с клубнями картошки или клубники мы можем проводить только на выходных. А что будет, если выход просто пропадет? Как и большинство персонажей романа, мы бы тоже всполошились и начали нервничать. Потом, посмотрели бы на книжные полки и осознали, как много свободного времени, в которое мысли о продуктивности того или иного дела не будут тебя одолевать, мы бы занялись чтением.

Степанов висел в Ленкиной спальне, раскинув руки и не касаясь ногами пола, ничем видимым в воздухе не удерживаемый. Висел у стены, слева окно, справа – чудом уцелевший позапрошлогодний календарь с умной лошадиной мордой. И об эту стену Степанов монотонно, страшно бился лбом. На половицах под беспомощно вытянутыми в пустоте ногами густела алая лужица. А лицо у Степанова заплыло синим, и по зверски оскаленным зубам и надутым жилам на шее видно было, что он вовсе не хочет биться головой об стену, что-то невидимое его заставляет, толкает, а он изо всех сил противится.

Наш план является слишком хорошим, так как выходы просто так не пропадают, а каждый раз, в ожидании чуда, таскать с собой на дачу книжный шкаф – сомнительное удовольствие. Поэтому, как и герои романа, мы бы нашли чем заняться, но через некоторое время, поддались бы изоляции, страху, одиночеству, безысходности и другим благам жизни затворника, которая разрушает нервную систему и мозги. Но так как персонажи живут в СНТ и примерно представляют кто что из себя представляет, сходить с ума может быть вполне сносно, если не сказать «занимательно». Узнавать мрачные тайны соседей по участку, которые всегда улыбаются тебе с крыльца – очень увлекательно.

Твердые пальцы тщательно, не торопясь, облекали его во влажную гипсовую броню, лепили, создавали заново. Виталий Петрович медленно и мучительно превращался в художественное произведение – и никто, даже он сам, не смог бы это оспорить, каким бы ни оказался конечный результат, потому что в основе этого произведения лежала реальная жизнь и подлинная боль. Он стал священной жертвой на алтаре искусства, о чем прежде и помыслить не мог. В затухающих мыслях Виталия Петровича его незначительная жизнь вдруг обрела безупречный, как линии античных статуй, смысл. Только быстрей бы все это уже закончилось, потому что слишком сильны были телесный ужас и отчаяние, паника душила, мешала проникнуться необычайностью происходящего, а ведь такое даже избранным дается только раз, последний раз. И Виталий Петрович умиротворенно дрогнул губами под слоем глины, ощутив на веках шелковое прикосновение крыльев мотылька.

В историях, связанных с ужасом или катастрофами, всегда интересно читать историю одного человека – назовем его, героя, - от чьего лица читатель познает мир и историю книги. В обычном СНТ, где проживает около ста человек, история одного, могла оказаться скучной и совсем вымышленной, так как персонажу пришлось бы постоянно находиться в гуще событий, принимать на себя удары, а обосновать это пришлось бы проклятием, амулетом или простым невезением. В романе «Вьюрки» присутствуют «главные герои» - не все сразу, не так много, но есть несколько персонажей, за которых держишь кулачки.

Высоченный холодильник с модной зеркальной дверцей, стоявшей у Бероевых на кухне, оказался забит давно во Вьюрках не виданной снедью, и все сразу поняли, из чего – из кого, точнее, - изготовлены эти деликатесы. Мясо мороженое, вяленое, соленое, фарш, пельмени, даже что-то вроде домашней колбасы. Светка запасалась впрок, со всей изобретательностью хорошей хозяйки, чтобы дети не выходили из дома на поиски и не выдали себя, но они все равно сбежали в конце концов за свежатинкой. А сначала, получается, охотилась Светка – то ли сама ходила по дачам, то ли заманивала как-то вьюрковцев к себе. Одиноких выбирала, слабых, чтобы легче справиться. Судя по количеству костей в подвале, как минимум половина пропавших дачников не сгинули, отправившись на поиски выхода, а остались во Вьюрках навсегда.

Каждая глава книги – небольшая история о людях, живущих в СНТ «Вьюрки». Не столько живущих, сколько выживающих в условиях появления мистических и необъяснимых сущностей, при ограниченных запасах продовольствия (очень понравилось, как просто обыгран ход, который мог изменить направление повествования). Каждая история, как и персонаж в ней участвующий, ощущается живым – местный алкоголик, представитель интеллигенции, семья аристократов, обычные труженики советской закалки, невменяемые крикуны – в любом СНТ можно найти похожих представителей рода людского.

Тетя Женя шепотом делилась с соседками, что супруг ее считает происходящее сверхъестественным явлением, настоящим чудом, и говорит, что когда все вернется на свои места, то во Вьюрках будет не протолкнуться от всяких ученых и журналистов. Ведь столько свидетелей, факт отсутствия и дороги, и ворот лично задокументирован им на фотоаппарат-мыльницу, так что обычной своей болтологией они не отделаются. И все вынуждены будут признать, что вот прямо здесь, среди дач советской постройки, имела место аномалия. На берегу реки Сушки, а не в каких-то там их кактусовых пустынях, которые нормальные люди только по телевизору видели.

Добавив к вполне обычным происшествиям на участках отечественную нечисть (которая наконец-то начинает набирать обороты в литературе), мы получаем уникальный продукт, который сможет завлечь как любого почитателя жанра, так и его злейшего отрицателя. СНТ «Вьюрки» ощущается как что-то живое: место, в котором события, описанные в книге, вполне могли произойти. В это сложно поверить, но почему бы и нет? Дача – это покой на столе и умиротворение с тяпкой. Почему бы их не нарушить?

Важная и решительная Клавдия Ильинична поступила так, как поступают маленькие дети при пожаре, наводнении или другом взрослом ужасе. Она с головой завернулась в одеяло, обмотала его вокруг себя коконом – и принялась кричать так громко, как только умела.

Единственное, к чему хочется придраться – финал. После событий, происшествий, приключившихся с главными героями, после общего отношения к случившемуся на даче – мы бы выбрали более брутальный финал. Так как условия выживания увидели не все, можно было пойти по простому пути и завершить историю маленьким СНТшным апокалипсисом. Люди, конечно, погибнут, но любовь-то будет жить вечно! С другой стороны, роман закончился так, как можно было ожидать с самого начала.

Хотя удивляться дальше было, пожалуй, некуда. Никита все-таки удивился. Потому что сказал это собаковод с Лесной улицы, задумчиво поглаживая бородку. Кажется, и голоса-то его Никита никогда не слышал. Но важнее всего было то, что собаковод говорил дело.

Так как новая серия книг Дарьи Бобылёвой продолжает обрастать новыми тиражами, мы решили не искать первое издание в серии «ССК» (хоть и очень хотелось), а купили «Вьюрки», которые по самым скромным прикидкам, получили уже третий тираж. Качество книги нам понравилось: хорошая обложка с дачным домиком, не самые белые листы, уменьшающие вес книги, вполне сносная (изредка неровная) печать текста. За свои деньги издание получилось хорошее, а яркие цвета обложки и корешка отлично выделят серию книг на полке.

Что-то темное и крупное, совсем не похожее ни на кошку, ни на ежа, притаилось в зарослях. Ошарашенная Лида тщетно пыталась понять, где у этого существа голова, где ноги, где вообще что. А в следующую секунду посреди этой бесформенной шевелящейся массы распахнулась огромная пасть. В ней не было ни языка, ни нёба – только неисчислимое множество зубов, острыми рядами уходящих в багровую глотку. Лида взвизгнула и отшатнулась, улетел куда-то фотоаппарат, а темная тварь прыгнула на нее. В последний миг Лида успела почуять теплую волну гнилого мясного запаха из пасти, внезапно и полностью заслонившей мир вокруг.

Мы бы всем советовали прочитать данную книгу. Дача, мистика и ужасы – это настолько «наше», что каждый найдет для себя что-то интересное и познавательное. Разнообразие монстров, происшествий и персонажей разбавит привычные и однотипные зарубежные ужасы. В очередной раз мы убеждаемся, что отечественный хоррор обязателен к прочтению, а конкретно эта книга, ради атмосферы, лучше всего раскроется летним вечером на своей веранде, под теплым пледом, со следами фумитокса. Дачный ужас, он такой.

А Никита просто пил. И стыдился этого, страдал от укоризненно-сочувствующих взглядов своего деликатного профессорского семейства. Семейство искренне считало его бедным больным мальчиком, жалело и позволяло сидеть у себя на шее, поскольку ни на одной работе Никита не задерживался. Сам Никита считал себя бесполезным мудаком, но отказаться от единственного доступного удовольствия – побыть пьяным и почти счастливым – никак не мог. Пьяницей он был тихим, одиночным и скрытным. А на даче можно жить и пить спокойно, с почти чистой совестью и уж точно на чистом воздухе. И своя закуска с огорода.