Billy O’Callaghan – The Dead House – 2017

Однако основной изюминкой гостиной, без всяких сомнений, была пара высоких окон, выходивших на запад. Старинные рамы (или очень качественные копии) перетягивали на себя все внимание и открывали эффективный вид на протяженную береговую линию и океан. Комнату заливал естественный свет, и долгий день обещал окончиться алым закатом, что проливало истинный бальзам на сердце человека с художественным вкусом.

Уж не знаю что я прогневал, но каким-то невообразимым образом (скорее всего проклятье большой скидки и бедствие готической обложки) этот «роман» попал ко мне в руки. Последняя строчка аннотации должна была предупредить, уберечь, сделать хоть что-то лишь бы я не брался за эту книгу. Но все получилось как всегда. У вас не бывает такого, что купив несколько книг, вы сразу знаете какие будут хорошие, или какие просто ждали, поэтому вы откладываете их на некоторое время, ведь нельзя просто взять и прочитать интересующую книгу! Сначала вы смотрите на что-то новое, на обложку, на формат, прикидываете трудозатраты на чтение (удобно ли будет начать ее сегодня, чтобы к следующему понедельнику уже приступить к той, заветной, о которой грезил) и выбираете то, что по вашему мнению не сильно повлияет на КПД чтения.

Я много где успел побывать за свою жизнь, но на перевале Хили у меня возникло ощущение, что я каким-то образом перенесся на другую планету. Нетронутая дикая природа докуда хватало глаз в равной степени пугала и впечатляла, ее саднящая обнаженность не давала мне покоя. Грубо отесанные гранитные глыбы, грязно-белые россыпи овечьих стад вдалеке, покатые склоны, покрытые буйной зеленью, местами густой, как болотная ряска, на вершинах холмов вытравленной солнцем и ветром до песчаных оттенков, заполняющей проходы между скалами, что возвышались над местностью.

Именно по такой логике и взялся за «живописную, завораживающую историю в лучших традиция британского готического романа». Не боясь прослыть полнейшей неучем, первый вопрос на поверхности: почему именно «британского» готического романа? Почему не английского? В том же детективном жанре есть понятие «английский детектив», почему не доводилось слышать «британский детектив»? Где-то не там слушаю? Вот и смотря на фотографию милого круглого ирландца, написавшего эту книгу, вспоминается хорошая фраза, контекст которой звучит как «все известные Ирландцы – Британцы» (вроде это была шутка из Top Gear, а таких британских британцев надо еще поискать). Тот же «Монах» и «Дракула» — это английские готические романы…

Майрид оказалась невысокой улыбчивой женщиной лет сорока, с длинными рыжеватыми волосами и румяными щеками, по которым можно было предположить раннюю менопаузу, но с не меньшей вероятностью это мог быть результат утренней спешки и борьбы с последствиями бурной ночи. Вооружившись небольшой красной папкой с распечатанной информацией и парой карт государственной топографической службы Великобритании, она показывала Мэгги участок, очерчивала его границы и почти непрерывно говорила о погоде, о том, как эта местность выглядит летом, о своем детстве по другую сторону от Аллихиса, о том, как за последние годы многое изменилось, но, что еще важнее, многое осталось неизменным.

Не буду дальше придираться к аннотации, которую пишут больше для продажи, чем для предостережения о качестве (в этом случае и количестве) текста, который вы будете читать. Возвращаясь к фотографии круглого ирландца, можно увидеть на фоне большую библиотеку, что в глазах читателя должно повысить его значимость: ведь начитанный человек не может написать плохо! По этой логике с моей библиотекой и коллекцией фильмов я уже должен быть знаменитым режиссером и иметь за душой с десяток отменных романов. Ломать систему тоже признак гениальности, поэтому занимаюсь подкастами и пишу рецензии. Снять фильм и написать книгу – это слишком просто.

Она была тогда очень молода, двадцать, может быть, двадцать один год. Хрупкое существо, почти эльфийка с шикарной копной волос цвета тикового дерева, с крупным красивым ртом, сулящим обман, и самыми большими глазами, какие я видел в жизни. Это были глубокие пруды переливчатого стекла, которые иногда становились желтоватыми, в другие же моменты приобретали более темные оттенки.

Даже с такой сломанной системой, выдавить из себя что-то внятное мало того, что сложно, так еще и требуется немалая усидчивость, умение искать материал, проводить параллели, додумывать недодумывательное, что в итоге оказывается неблагородным занятием. А уж если мы ступим на тропу искусства – тут все значительно хуже. Чтение книг и просмотр фильмов позволяет не задумываться и просто погружаться в предоставляемый мир. Но чтобы просто погрузиться в мир картины мало на нее смотреть: ее нужно понимать. Мне в этом плане очень нравится Айвазовский и его тысячи «морских» картин. Для меня в них все просто: есть корабль, есть море – оба эти предмета мне нравятся. Не нужно вникать в технику мазка, выискивать «правильные» линии, думать, что хотел донести художник: корабль на волнах – это же прекрасно!

Передо мной все состояло из цвета: тончайшие полутона раскинувшихся полей и проблески морской линии, камней, волн и небес, - и я знал, что это тоже чудо, и признавался в собственных осечках. Потому что вода была голубой, но в то же время не голубой. Она была серой, зеленой, цвета потемневшего от времени серебра – и эти оттенки выходили далеко за пределы такого упрощенного понятия, как краски. Вода была сразу всех цветов и ни одного из них, только особенно чуткий глаз мог увидеть этот цвет, узнать и понять его. Я, как обычно, видел все очень упрощенно. Я, как обычно, был слеп к глубинам и нарративам окружающего мира.

Но эти картины, в моем простейшем пересказе, можно представить как: либо вы видели примеры его работ, либо фантазии хватит, чтобы вообразить корабль на волнах с фильтром «масло». Но если вам начнут описывать в самых искусных эпитетах и красочных прилагательных картину, которую вы не видели: каков шанс, что ее можно будет представить? Я могу представить хтонь и мрак (побольше черных красок и немного очертаний), но, когда за дело берется дядюшка Билли моя фантазия отключается и включается защитный рефлекс организма – раз я что-то не могу, значит оно плохое.

На улице было совсем темно, если не считать мельчайших брызг света от невидимой луны, рассеявшихся по поверхности океана. Я стоял и вдыхал темноту, ее соль и хлорофилловую сладость, и обернулся, только когда Мэгги меня позвала. Остальные уже расселись, каждая со своей стороны стола, спиритическую доску положили по центру.

А теперь представьте как организм с мозгом орали внутри, потому что описание картин – это минимум треть книги. Треть, которая так и не смогла нарисовать в голове хоть одну сносную работу, но указала на скудность словарного запаса и невозможность вообразить некоторые словесные обороты. И все бы ничего: даже готов смириться с «арт-дилером», но оставшаяся книга представляет собой мучение другого вида – скуку. «Роман» «Дом смерти» (не будем придираться к оригинальности названия – это же готика!) не зря имеет серые тона на обложке: даже она подготавливает к унынию, развивающемуся от чтения этой книги.

Невозможно было игнорировать и уже тем более не заметить бросающуюся в глаза хрупкость Мэгги: глаза, привыкшие заглядывать за границу обыденного, смотрели потерянным остановившимся взглядом, глубокие складки на щеках словно заключали ее рот в скобки, на отдельных участках лица остался едва заметный блеск – напоминание о сильных отеках и недавней бледности. Но Мэгги только улыбалась и качала головой.

Черт с ним, КАК читателя подведут к спиритической доске (а продираться к ней вы будете долго и муторно, в какой-то момент она просто «появится», так как без нее истории нет), но дом со злым духом, обитающим там не одно столетие: ну вы серьезно? Это самая избитая, заезженная и вымученная история, которую только можно подпихнуть под «готику». Добавляем к этому выстраданную героиню, героя с комплексом картинного отца и его желание «оберегать» подопечную, которую он открыл; где-то еще есть подруга, деревня полная пьяниц (которые очень любят рассказывать об этом «доме с привидениями») и возлюбленная. И по классике: автор начинает «роман» со слов «Сегодня я хочу рассказать историю…» - как видно излагает он ее на бумаге и являясь пенсионером, которому «арт-дилерство» позволило заработать на неплохую жизнь, решает поделиться со всеми ужасами, приключившимися с ним. На бумаге.

Мы что-то впустили той ночью в наш мир, Майк. Ничто не переубедит меня в обратном. И ко мне это нечто будто бы прилепилось. Глупо, конечно, но я никак не могла избавиться от этого чувства. Важно то, что ощущалось это реальным. Господи, у меня от одной мысли мурашки бегут. Я даже представить не могу, каково сейчас Мэгги. Спать там в полном одиночестве, без какой-либо защиты. Что хочешь говори про Дублин, Лондон, другой город. Даже если маленький. Но там закричишь – и кто-то услышит. Может быть, не прибегут на помощь, но всё же услышат. Я умерла бы на месте, если бы вынуждена была поменяться с Мэгги местами хотя бы на одну ночь. Если бы мне пришлось ночевать одной в том доме.

Роман не станет «готическим» если использовать в истории характерные маркеры, которые можно увидеть, прочитав три или пять нормальных готических романов (английских, не британских). А вишенкой этого страдания станет то, что дойдя до «благодарностей» читатель увидит предложение: «Эту историю я носил в сердце много лет и даже десятилетий, но только после нашей с Чжан Иньтай поездки по полуострову Беара в 2011 году я нашел способ ее рассказать.» Ну, особо нечего добавить, ведь придумать шаблонную историю, плоских персонажей, выбрать локацию места действия – это действительно требует десятилетий. Лучше бы почитал рассказы Ширли Джексон – у нее такого добра навалом, нашел бы «вдохновение».

Дверь слева от меня была приоткрыта. Через нее в кухню проникал свежий воздух утра, а если кто-то решил бы покурить, выходил наружу дым.

Давно не видел книг, которые после прочтения «изгибаются» и становятся похожи на выпирающую челюсть неандертальца – вроде бы технологии позволяют делать нормальный переплет, который не убьет одно прочтение книги. Ну и сам формат книги вызывает вопросы: такой брошюристый роман, хоть он компактно-карманный, на полке не знаешь куда убирать. Он везде вместится, но книгу захочется убрать подальше и не вспоминать о ней больше никогда. Зато печать хорошая: четкие буквы, практически нет смещения текста на странице, листы белые, почти плотные – хоть так контроль качества пройден.

Что-то в этой глубокой и неожиданно тесной темноте, возможно, в сочетании с выпитым мной алкоголем, неприятно повлияло на меня, навлекло головокружение, которое словно пошатнуло мою психику. Я задержал дыхание, и это помогло, но не сильно, и примерно через минуту я сдался и открыл глаза.

Каждый раз, надеясь найти что-то интересное, натыкаешься на очередного убийцу времени и опустошителя души. После прочтения «Дома смерти» долгое время не мог пересилить себя взять следующую книгу в руки, слишком сильны и неумолимы были впечатления от прочитанного. Похоже на стандартное готическое предложение? Передает ли оно всю атмосферу безысходности, уныния, тлена? Можете ощутить этот тягучий террор, проступающий через статью? При любом варианте ответа заклинаю: не берите эту книгу. Побойтесь неумолимого бога времени – не отдавайте ему в пользование столь ценную валюту! Возьмите любую, действительно любую книгу (я взял Мумми-Троллей) и заплатите временем за приятные моменты жизни, а не серые страдания.

Даже теперь я неосознанно цепляюсь за возможность того, что в этой истории появится какая-нибудь важная, но остававшаяся до сих пор незамеченной подробность, что в кромешной тьме обещанием избавления мелькнет едва заметная искра, деталь, которую я когда-то неправильно понял или проглядел. Бог, надежда, что-то в этом роде. Логика, которой стоит держаться наперекор любым противоречиям. Потому что, как все мы знаем, время способно размывать факты. Но что, если оно же способно их прояснять? Теперь, когда на кону стоит столь многое, мне остается только надеяться, что я не упустил подходящий момент, так долго храня молчание.