Алексей Иванов – Пищеблок – 2018

- Иду – темно! – подключился Гурька. – Смотрю – пятно! Нюх-нюх – говно! Ням-ням – оно!

Об отечественных авторах мы старались не писать: наличие предвзятого отношения к отечественному производству (во всех сферах деятельности) негативно сказывается на жизни, но большинство людей его перебороть не могут. Требуется увесистый пинок, который окунет (в нашем случае читателя) в водоворот фантазии такого же обычного человека-писателя, как и все остальные. Встречаются самородки (особенно в жанре фантастики и фэнтези), бывают недурные работы в детективном жанре. С хоррор жанром мы старались не влезать в обилие литературы по причине нежелания говорить плохо о соотечественниках, либо чтобы не добавлять к нескончаемому списку «прочитать» еще с десяток книг. Разуверились в предвзятости как только окунулись в нормальный хоррор (привет ССК), к которому «Пищеблок» никакого отношения не имеет.

Ничего подобного взрослые о мире не рассказывали. Их мир был скучный и понятный, весь для разных надобностей, как автобусная остановка – общая и заплёванная. Колдовство же, ясное дело, было злое и неправильное, оно мстило всем за неизвестно что, но от него мир делался цветным, загадочным и более живым: значит, колдовство было настоящим.

Об Алексее Иванове наши познания заканчивались обложками книг, где-то когда-то увиденных в магазинах. Писателем он оказался плодовитым: романы выпускает с периодичностью раз в год. Мы решили ознакомиться с книгой до просмотра сериала на Кинопоиске, разрекламированного в прямом смысле везде. Из-за возросшей популярности, книгу переиздали с кинообложкой огромным тиражом и проблем с покупкой и ее поиском не возникло. Проблемы возникли только с чтением.

Валерке стало обидно за орлят. Орлята учились летать и бросались со скалы, рискуя погибнуть, а девчонки даже на велосипед боятся залезть, хотя, упав с велосипеда, не разобьёшься насмерть. Анастасийка сама не понимала, в чём красота песни. Ей лишь бы голос звучал. А смысл мимо просвистел.

История из лагеря «Буревестник» берет свое начало в июльскую смену 1980 года, когда в Москве проходила Олимпиада. Место, на котором находится лагерь, как и ближайшие деревни играли немаловажную роль в истории (не только книжной, но и настоящей): Иванов хорошо вплел несколько десятков лет истории Самарской области (в те времена город – Куйбышев) в повествование романа, указывая «откуда ноги растут». Все ужасы, терзающие пионерский лагерь, берут начало почти за 100 лет до Олимпиады. С другой стороны, найти ходовые события в конкретных местах, сейчас не составляет особого труда. При всех необъятных размерах страны всегда есть и будут деревни, в которых происходили значимые события, о которых жители (или историки) обязательно упомянут.

«Честное пионерское», - про себя повторил Валерка слова Гельбича. Ну какой из Гельбича пионер? На линейках флаг отряда носит, а сам считает, что тюремные песни – правда жизни.

Антураж Советского пионерского лагеря привлекает всем, чем возможно в нынешних реалиях: беззаботность, юношеский максимализм, новые знакомства, внеклассовые активности, которыми так знамениты лагеря – при всех капризах и попытках отвертеться, все были чем-то заняты. Ведь поездка в лагерь, хоть и не смахивает на отдых с тяпкой против картофеля на грядках, но каждый ребенок находит себе увлечение (даже через силу) и начинает пытаться получать от него удовольствие! Единые дни – празднества - одни, на которых приезжают родители, другие отрядные, или финальные, где весь лагерь собирается ночью у костра. Некая общность между всеми детьми и вожатыми, наверное, и есть то, что сразу привлекает в лагере.

Все пацаны и все девчонки пионерлагеря «Буревестник» смотрели на знамя задрав головы. Пятиконечные звёзды, клятвы и всякие будённовки давно превратились в надоевшую, бессмысленную и обязательную глупости – и для детей, и для взрослых, - но в поднятом флаге всё равно сохранялось что-то честное, чистое, настоящее. Как в городских голубях, которые роются в помойках и клюют на тротуарах шелуху семечек – но могут вдруг полететь.

У Иванова получается разделить идеи и желания младшего поколения от почти старшего: пускай, общаются они почти одинаково, зерно логики в поступках всех детей присутствует. Общение персонажей на ¾ состоит из фраз, которые крепко въелись в лексикон молодежи: даже «дети 90-х» в своем отрочестве вовсю пользовались фразами из романа. Если рассматривать «Пищеблок» как словарь крылатых фраз и выражений, которые сейчас не впишутся в современный лексикон, то свою задачу книга выполняет. Правда, помимо интересных воспоминаний о выражениях давно минувших лет, Иванов позволяет себе добавить в простой, но добротный текст романа нынешнюю моду на феминитивы. И, если в контексте повседневной жизни они стали привычными для глаза и слуха, то в романе, действие которого происходит в 80-ом году, обращение к девушкам «вожатка», «воспитка» (не в значении просторечия, как «воспиталка») и «пионерка» (не в том плане, как мы привыкли) – вызывают отторжение.

- Сашенька Плоткин – чудо-ребёнок. Его с детства в жопу целовали. У него просто в башке не укладывается, что девушка может отказаться выйти за него замуж. Короче, это не я, а он постановил, что мы поженимся. А все вокруг и поверили, ведь это же Сашенька Плоткин, такая прекрасная партия! Но я ничего ему не обещала. Если он не допетривает – значит, сам дурак.

Уровень фривольного внедрения феминитивов в данную книгу, по культурному шоку похож на первые изменения после внедрения закона на склонение имен собственных. Мы готовы смириться с филологиней и педагогиней (хотя филолог и педагог для нас не имеют рода), но частое вписывание феминитивов отнюдь не приведет к их принятию, а скорее вызовет еще большее отторжение и без того не самого выдающегося текста.

Пацаны лежали, изнемогая от невыносимого ужаса.

Если вольность автора с феминитивами в угоду словесной достоверности можно понять и пропустить (тяжело видеть «вожатку» первые 50 страниц, потом глаз замыливается), то философские думы маленького Валерки, касающиеся советского строя, в конце каждой главы – это перебор. Так же как и девочки во время посиделок за бутылками горячительного, умудряются прикидывать насколько врач (человек, крепко закрепившийся в обществе, имеющий свои выходы и возможности получить квартиру, еще и со стабильным окладом) лучше обычного студента. Причем девочки примеряют на себя роли жен, и оценивают, насколько удачным будет вложение. Такой перенос нынешних реалий на 40 лет назад не является правильным. Не будем утверждать, что тогда не было отдельных индивидов, планирующих свое существование, но это не было тотальной примеркой и взвешиванием оппонента.

Игорь распрямился, испытывая облегчение. Поначалу он ощутил себя здесь чужаком: никого не знает, сидит такой модный, как болван, а девочки-вожатки под водительством решительной комиссарши Свистуновой борются за интернациональную дружбу, мир во всём мире и прочие правильные вещи. Однако фигушки. Тут как везде. Флаги – флагами и серпы – молотами, но даже в пионерлагере людям хочется жить попроще, полегче и получше.

Как и везде, как и всегда, бывало жили плохо, бывало хорошо, но дети в двенадцать лет точно не размышляют о бесполезности и вреде строя, в котором живут. Американцы еще не успели привезти жвачку, чтобы отравить всех наших спортсменов, а дети уже понимают, что Советский Союз с его идеалами долго не продержится. Частое межстрочное упоминание строя, не как того, в котором жили, а как такого, о котором наслышаны (даже не из первоисточника) и который по-своему переносят на детскую реальность. Такие глубокие тексты можно ожидать от автора нашего возраста, который застал Советский Союз в пеленках, а не от человека, который в нем жил.

С молодыми всегда что-нибудь случается. Они погибают чаще, чем взрослые, судьба которых прочно вписана в колею. И кто он, молодой человек? Да никто. У юнца нет ни ответственной должности, ни здравого смысла. Его смерть не вызывает таких последствий, какие вызывает смерть человека, обременённого детьми, работой, обязательствами и склонностью идти на компромиссы.

Пообщавшись с авторитетным источником, который хорошо помнит эту Олимпиаду, нам поведали интересную историю. Историю о том, что в Москве, лагерная смена о которой идет речь в романе, длилась не 30 стандартных дней, а была удлиненной – 45 дней. Нам стало интересно, было ли такое увеличение характерно только для столицы или, все же, по всей стране эта смена стала на половину продолжительнее? Информацию об этом найти мы не смогли, поэтому поверим Алексею Иванову – в Самаре смена не поменяла длительность.

Папа у Валерки работал инженером в секретном конструкторском бюро, чертил двигатели для военных ракет. Это была государственная тайна, но непонятно, от кого. Как человек, думающий о Родине, папа хотел, чтобы сын был ближе к народу. А Валерку народ заколебал: одному побыть бы, без товарищей, без учителей и без глупой младшей сестрёнки, — вот чего надо.

Все то, что можно было обыграть в детском пионерском лагере с вампирами, то, чего мы подспудно ожидали от столь расхваленной книги, обернулось ничем. Создание домиков из простыни, приказы вампирам – где-то такие моменты могут быть причастны к канонам, но память о Линдквисте и Райс еще очень яркая, отчего вампиры в романе привлекают только странными описаниями, удивительными действиями и жаждой узнать, когда же это все закончится. Описания окружения, природы и мест, вокруг лагеря «Буревестник», стоит тоже упомянуть, так как нам они не помогали составить картину, а скорее давали небольшой кусок, который читатель пытался натянуть на мольберт, дабы увидеть картину в целом.

Лучи заката набирали над Волгой такую скорость и силу, что слепили даже сквозь частокол сосновых стволов. Веранда была погружена в янтарное свечение.

Плоские и однотипные персонажи детей совершенно не вытягивают текст. Похотливые подростковые вожатые тоже не способствуют его принятию. Помощники, которые отдают ключи от единственного транспорта, способного вывезти людей из лагеря, за ночь с девушкой. Опошленная и сведенная в ничто идея чего-то большего, общности (похоже нам понравилась такая формулировка) хорошо вписывается в скудность четырехсотстраничной работы.  Идея книги – изумительная! Преподнесение материала – думаем, вы поняли к чему мы ведем. Иванов опровергает устоявшееся выражение, будто в Советском Союзе не было секса.

Игорь смотрел в телевизор и улыбался. Там, на Олимпиаде в Москве, люди боролись за то, чтобы стать лучшими в мире, боролись, напрягая все силы в яростной борьбе с земным притяжением или в бешеном спуске на вираже, и всё-таки побеждали. А ему даже бороться не надо, вот ведь удача, и для победы достаточно просто убежать с Вероникой в лес.

Качество книги не получится выделить на фоне всего вышеописанного. Да, кинообложка (по крайней мере у того издания, что мы купили) твердая и держит все газетные страницы в сохранности. Благодаря газетной бумаге книга очень легкая и не раздутая хорошим качеством. Взять с собой в общественный транспорт – самое то. Еще и реклама произведения с сериалом (для тех, кто еще этого не знает). На полку эту книгу мы, конечно, поставим, но только в самый дальний, темный и недоступный угол.

Кстати, Димон Малосолов тоже сумел завести себе в лагере девчонку – одну из вожаток. Пока Палыч дрых в койке своей заведующей, Малосолов романтически прогуливался по берегу Волги с вожаткой, но добился только потискать её. В конце концов Димону это надоело, и он решил поменять подругу на более сговорчивую.

У зарубежных писателей не так сильно всматриваешься в стилистику (она может быть изменена в любую сторону переводчиком), не обращаешь внимание на явные нестыковки реальностей автора и читателя (каждый помнит по-своему), и стараешься не придавать значение аллюзиям и аллегориями, которые в открытую приводят для сравнения нечисти и общества. Если бы книга позиционировалась как драма или романтика – это не привлекло бы нашего внимания; мы взялись за книгу, так как даже аннотация говорит, что книга про вампиров. Только вместо вампиров, которые приносят нам удовольствие, мы видели только проблемы стилистики и политическую составляющую романа.

Воодушевлённый Димон потащил Ирину прочь, и даже по толстой попе Ирины было видно, что у Малосолова сегодня всё должно получиться.

«Пищеблок» - одна из немногих книг, о которых мы можем сказать: «лучше посмотрите экранизацию». В сериале, само собой, хватает огрехов и шероховатостей, но визуальная составляющая и отсутствие политического подтекста привлекли нас значительно больше, чем книга-первоисточник. Возможно, некая предвзятость преследовала нас во время чтения романа: как говорится, «кто ищет тот всегда найдет». Очень возможно мы высосали все из пальца, натянули глаз на ухо, чтобы получить подобную статью, а роман-то может быть шедевральным. Хотя нет, невозможно.

Валерка подумал, что есть колдовство детей: Чёрная комната, Беглые Зэки, разные там Гробы-на-Колёсиках, Автобусы-Мясорубки и Синие Ногти. А есть колдовство взрослых: командиры отрядов, знамёна, звёзды, девизы. Детское колдовство – оно, наверное, для страха: чтобы не открывали дверь кому попало, чтобы не уходили куда-нибудь с незнакомцами, чтобы не ели неизвестную еду. А для чего колдовство взрослых? Чтобы сделать вид, будто все дети – пионеры, «всегда готовы», «дружные, умелые, честные и смелые»?