Adam Nevill – House of Small Shadows – 2013

Тебе ничего не угрожает, стала увещевать себя Кэтрин. Просто старички, сельская глухопердь, заложники дурацкой традиции, которым давно уж ставят прогулы в дурдоме. А ты – просто дурочка, которую опоила одна безумная старуха и обокрала другая. И, вполне возможно, это еще не все. Вполне возможно, финал еще только намечается.

Когда нам представился выбор, какую из книг серии «Мастера ужасов» взять на прочтение следующей, мы предпочли автора, с которым хоть немного знакомы. «Ритуал» Адама Нэвилла нам вполне понравился, поэтому стало интересно рассмотреть более раннее его творчество. Количество наград и хвалебных отзывов как на просторах интернета, так и на обложке книги достаточно (как и у любой ныне издаваемой книги – без наград на обложке ни одна книга не может обойтись, так как это все еще считается неким критерием оправданности перевода и издания книги). Так «Дом малых теней» попал к нам в обиход и явил собой плохой тандем среднечковой истории и отвратительного издания.

- К моему дяде они вернулись… Несколько другими. Сильно изменившимися. Они были уже не так добры, как раньше. Нет, дорогая моя. Понимаешь, с начала времен труппа старалась скрыться с любопытных глаз, пока кровожадная натура этого мира пестовала саму себя. Они навидались всякого – и несправедливости людской, и расправ над теми, кто был им дорог и теми, кому были дороги они. Степень их трагедии ты представить не себе не сможешь. Вот почему они чтут мистерии жестокости – дабы помнили о тех, кто был неправедно лишен жизни. Да, к моему дяде они пришли, будучи непоправимо уязвленными. Как дети, выросшие в жестокости и равнодушии. Когда мы нежны и невинны, невзгоды бьют по нам особо остро.

Имея в аннотации: старый особняк, девушку главную героиню, словосочетание «малые тени» в названии, да еще и таксидермию – насколько должен быть ненасмотрен и неначитан читатель, чтобы не понять в чем будет крыться основной сюжетный поворот и главные антагонисты книги? История будто взята из дешевого второсортного фильма ужасов и перенесена (не без лишних страданий) в художественный формат. Сюжет угадывается на первых сорока страницах. Обидно, но пробираясь по полю многословных сложноподчиненных предложений с изобилием безграмотности, читатель не получит облегчение, мол, автор смог меня перехитрить и сделал отличный от моих фантазий финал. Нет, все будет так, как вы представляете и даже немного хуже.

-  Можете смеяться над словами старухи, но все ваше неверие есть неверие слепого, бесчувственного мира, утратившего связь с незримым, неспособного принять волшебство и таинство. Большая часть этого дара была утрачена еще до дядиных времен. Но он обрел его, обрел заново в мире, настроенном на уничтожение этой невинности, этого чуда. Обрел, оживил и сохранил. Он сделал неведомое ведомым, незримое – зримым. Нет искусство более высокого! И вы должны вновь научиться детской доверчивости и открытости ребенка, или это скроется от вас навсегда.

Графоманские описания неменяющегося дома и эмоциональных страданий главной героини занимают слишком большую часть книги, зачастую отвлекая читателя от понимания, что у автора нет сил, времени или желания развить историю. Многие скажут, что этот ход сделан специально для создания надлежащей атмосферы, но сравните с любым другим романом (не обязательно сильно известным), в котором в пустующем особняке, по ночам, начинают слышать топот детских ножек, и вы будут неприятно удивлены. Таксидермически созданные диорамы из мышей, повествующие о событиях войны не могут вытянуть на себе сюжет, а лишь разбавляют скучное перелистывание страниц.

На протяжении всех расправ большая часть марионеток изображала детей. Оборванных, трясущихся от ужаса детишек, на глазах у которых их учителей посылали на смерть то суд, то толпа. Жуткие обвинения в некромантии и колдовстве зачитывались хрипящим голосом рассказчика откуда-то из-за сцены – нечто подобное могло выйти из под пера драматурга-якобинца с чрезвычайно воспаленным воображением, склонным к смакованию жутких подробностей.

Постепенное введение «сверхспособностей» героини (будь то детская травма, уникальный дар или подростковое отклонение) развивает сюжет неравномерно: заметно, что Нэвилл придумал финал, к которому он идет, но моменты, когда стоит давать читателю маркеры, способные заинтриговать, заинтересовать или не дать повода отбросить книгу, выбирать у него получается не слишком удачно. Большая недосказанность в начале, не производит должного эффекта, когда добираешься до финала – желание пересмотреть начало с новой информацией не появляется. Плюс, основная часть сюжетных ходов – избитые клише, объединение которых не делает историю интереснее.

Тогда прошлое, будущее, возможные последствия ее поступка, и то, как она сейчас выглядит в глазах окружающих, больше не имели для Кэтрин никакого значения. Когда она в тот момент впервые в жизни пролила чужую кровь и спустя некоторое время отошла от шока, то почувствовала огромное облегчение. Кэтрин благодарила судьбу, что нет пути назад. Она совершила что-то настолько необратимое и из ряда вон выходящее, что этим подвела черту целого этапа своей жизни в Лондоне, ведь теперь и сам город был закрыт для нее навсегда. Кэтрин обрела свободу.

Вдобавок к не самой интересной истории мы имеем отвратительный перевод и редактуру издания, что еще больше отторгает от книги при чтении. Настолько халтурной работы мы не видели давно. Видно, что у книги было два переводчика (иногда кажется, что значительно больше – как будто студентов, которым плевать на конечный результат, лишь бы денег на пиво и сигареты хватило набрали) – половина текста в изобилии пестрит «грамотной речью», сокрытой двадцатистрочными предложениями, а другая в изобилии наполнена «простецким, обиходным говором», выбивающимся из общей концепции.

Стремление добиться своего, даже если придется наступить кому-то на горло, унизить, оскорбить – все это характеризовало Тару в той же степени, как и облегающие джинсы в сочетании с туфлями на шпильках, асимметричный пошив дизайнерских костюмов, «Мальборо-лайт», деланный манерный голосок «девушки из высшего общества» и длинная челка, из-под которой выглядывали маленькие глаза. И эти холодные голубые глазки все время выискивали слабость, сомнения, нерешительность главных своих жертв.

Предложения могут быть не согласованы, что сильно смахивает на машинный перевод («Она никогда не хотелось повторить то, что сделала с ней»), в словах могут пропадать буквы («отдав Богу душу еще где-то межу этажами»), в одном предложении буква «ё» может быть написана как «е» и как «ё» (не самая грубая ошибка, но хоть какой-то стандарт для книги должен же быть?). Множественные пробелы между словами визуально могут затеряться, но после окончания предложения видны невооруженным глазом. Это далеко не все грамматические ошибки, которые вы увидите в тексте - редакторская работа такая же халтурная, как и перевод.

Бегство редко приносит радость или хотя бы удовлетворение, и, вспоминая свой отъезд из Лондона, Кэтрин все еще сгорала от стыда, а то и тряслась в паническом ознобе. Она вновь и вновь переживала в памяти тот инцидент, который разрушил ее профессиональную карьеру в столице, и эти воспоминания истощали ее душевные силы. И лишь полтора года назад, добравшись до родительского дома в Вустере, за восемнадцать месяцев до этого, она почувствовала, что ни лондонские недуги, ни прискорбная репутация, от которой она сбежала, ее больше не настигнут. Но день в Грин-Уиллоу и ее теперешняя поездка в Эллин-Филдс вынудили признать, что, покинув Лондон и вернувшись домой, она вновь приблизилась к местам, где прошел самый несчастный период ее жизни – детство. Как будто ее тянул сюда один из тех неосознанных порывов, которые психотерапевты столь мудро обозвали одним из базовых элементов ее жизни.

Само же издание, не поверите, тоже отличается в худшую сторону, от вполне приемлемого за свои деньги шаблона серии: книга прошита таким образом, что блоки страниц могут смещаться почти на миллиметр от соседнего. Встречаются и худшие издания, но конкретно эта мелочь забила последний гвоздь. Страницы все такие же коричневые, толстые и легкие – хоть эта часть осталась неизменной. Это один из немногих раз, когда нас не мучала совесть носить с собой книгу в рюкзаке, полном колючего оборудования. И да, под финал чтения, книга, как и мы, немного пострадали.

На круглом, изборожденном морщинами лице, явившемся пред ее очи, не осталось ни следа женственности. Кэтрин никогда еще, насколько могла припомнить, не видела столь мрачного лица, разве что на военных черно-белых фотографиях узников за колючей проволокой. Волосы женщины, белые, как шерсть ягненка, выглядели так, словно она сама обрезала их тупыми ножницами по кромке надетого на голову горшка. Под фартуком дыбились необъятные бедра, живот и грудь. Из-под накрахмаленного подола выглядывали мужские ботинки на шнуровке. Сверху одеяние домоправительницы дополнялось стоячим воротничком, едва заметным за массивным двойным подбородком. Не говоря ни слова, она сверлила Кэтрин тусклым взором выцветших глаз из-под косматых бровей. Выражение ее было совершенно мрачным, в нем явственно читалось раздражение и нечто вроде осуждения.

Приняв на душу сильнейшее разочарование со всех сторон (издание, роман, перевод), кто знает, когда мы в следующий раз возьмемся за книгу серии. Очень хотим предостеречь от прочтения (и само собой покупки) данной книги, как по причине боли в глазах, так и чтобы не разувериться в авторе, который уже создал себе имя, которое если и не совсем известное, то у любителей хоррор литературы на слуху. Книга совершенно не стоит потраченного на нее времени. С другой стороны, в очередной раз можно дивиться разнообразию вкусов – кому-то же книга реально понравилась.

Особняк выглядел явным чужаком в здешних краях. При его строительстве почти не использовались местные материалы. Этот дом возводил кто-то очень богатый, способный оплатить и привозные материалы, и профессионального архитектора ради того, чтобы воплотить в камне некое видение, вероятнее всего, задуманное по образу и подобию какой-нибудь усадьбы, восхитившей владельца в Европе, возможно во Фландрии. Почти наверняка здание относилось к так называемому «готическому Возрождению» времен долгого царствования королевы Виктории.