Jack Ketchum – Hide and Seek/Red – 1984/1995

В мире было столько скрытых фактов, столько тайных жизней. Казалось, каждый проживал хотя бы несколько. Старик вспомнил, как недавно прочел в газете про женщину из Флориды, которая устраивала в собственном доме стриптиз-шоу для местных подростков, используя в качестве звезды представления собственную четырнадцатилетнюю дочь. Женщина выключала свет и ставила какую-нибудь музыку, а ее дочь раздевалась, после чего женщина выходила из комнаты, и девочка занималась сексом с мальчиками в порядке живой очереди. Кажется, они даже ничего за это не платили. Старик не понимал, как подобное могло прийти кому-то в голову. Однако он не считал, что с возрастом непременно приходит мудрость. Он много чего не понимал. И, наверное, уже никогда не поймет.

В очередной раз можно лишь дивиться мастерству старичка Джека Кетчама: самые обыденные, стандартные, жизненные ситуации он умудряется превратить в оду жестокости и брутальности, которая не оставит равнодушным пытливого читателя. Помня, какое впечатление произвела прошлая его книга из серии «Вселенная Стивена Кинга», мы не задумываясь купили данный релиз, включающий в себя целых две повести. Хотя, книги из серии мы берем вообще все (теперь их выходит так много, что не весь порядок изданий успеваем осилить), Кетчам выделяется на фоне новых, неизвестных нам фамилий.

Я впервые находился в этом краю ночью, поэтому слегка опешил. Если есть в этом штате недвижимость, оправдывающая слова «проклятый старый дом» на все сто – то вот она была, передо мной. При виде этой заброшки все детские байки про нее ожили, и впору было задуматься, какой намек был скрыт во сказке-лжи, что за крупица правды затерялась в череде небылиц. Все-таки нехорошие места нутром чуешь. На чистых инстинктах улавливаешь: тут что-то не так, уходи-ка подобру-поздорову. Верит ли современный человек в привидения? В монстров у себя в шкафу и под кроватью? Верит, да не верит.

Первая повесть «Кто не спрятался» отсылает к игре «прятки», которую не ожидаешь увидеть в рассказе о подростах, если смотреть на фразу дословно. История крутится вокруг группы людей (главного героя – коренного жителя и трех «богатеньких», переехавших), которые пытаются найти что-то интересное, живя в захолустье и проводя в нем летнее время. При такой команде ожидалось, что главного реднека группы будут чморить, третировать и издеваться, но эта троица оказалась вполне адекватная: их отношения, хоть и строились на подколках, грабежах и выяснениях у кого яйца тверже, в них нашлось место любви.

Проблема вот в чем – без меня их будет лишь трое. Кейси уже ни мытьем ни катаньем не отвадить от дома Краучей. И по тому, как Ким заливисто смеялась у меня за спиной, по тому, с какой мрачной решимостью Стив выкручивал руль, ясно было одно – они пойдут туда во что бы то ни стало. Трое в одной лодке, не считая идиотизма. Я жутко разволновался.

Чувства у Кетчама получаются не поверхностные: настоящие, осязаемые, без фальши. Какое бы геройство ни играло у подростка в одном месте, только подлинные чувства (которые герой может сам не понимать) сподвигнут его на самоубийственную миссию, образовавшуюся ни с того ни с сего. Это и является характерной чертой Джека – история взросления длинной в одно лето оборачивается кровавой баней: без мистики, фантастики, выдумки – ситуация может существовать даже в нашей обыденной жизни. Это не может не тревожить.

Но за правдой неотступно шел детский вымысел. Тот, с которым я вырос и которого боялся, над которым смеялся время от времени. Зло под покровом мрака – память о нем, или пусть даже лишь об иллюзии зла, пробудилась вновь, бегемотом заворочалась в болоте души, и сцены реальной человеческой жестокости сплелись с нею, усиливая стократ. Пока мы пробирались сквозь последние ряды деревьев, а небо над головой становилось все необъятнее, я думал об этих вещах и задавался вопросом, что я здесь делаю. Не стервятник ли я, бередящий старые трупы.

Вторая повесть – «Ред» – история дружбы человека и собаки. Здесь Кетчам без лишних вступлений обмазывает читателя проблемой истории с первых страниц, добавляя душещипательные фрагменты «жизни до». Это безусловная любовь одного живого существа к другому и проблема, в которой собака не считается чем-то важным или живым на законодательном уровне, приводит к фатальной деградации очень зажиточной семьи. И опять, обычная жизненная история, которая может произойти с любым собачником, превращается в кровную месть в лучших традициях старых вестернов.

Порой мне кажется, что на определенную перемену атмосферы реагирует – пусть по-своему – каждый; от этого просто не отвертеться. Пояснить свой взгляд на эту вещь глубже я не смогу. Иногда реакция очевидна и энергична, совсем как в год убийства Кеннеди; иногда – довольно скромна, как при победе региональной футбольной команды. Иногда она накатывает волнами, возвращается снова и снова – и ее приноравливаешься не замечать.

Чтение Кетчама нельзя назвать развлекательным: тяжелая ноша ложится на плечи читателя, когда он пробирается через дебри хорошего слога автора. Незнание откуда Джек нанесет удар закаляет характер, но и порождает небольшую тревожность, так как к героям умудряешься привязаться с первых страниц не самых больших повестей. Второстепенные герои Кетчаму удаются ничуть не хуже главных лиц, а их истории увлекают в короткий мир небольшого разврата и гротеска. Простота и прямолинейность персонажей подкупает, но читатель не сможет предугадать финал, как бы ни старался – балансирование на грани обычной жизни и диких проблем, появившихся ниоткуда – это и заставляет стараться читать быстрее.

Мы поцеловались. Поначалу чувство у меня было довольно неловкое. В конце концов, это был мой город, и в освещенной кабинке в нескольких ярдах от меня сидела билетерша – наверняка чья-то дальняя родственница-сплетница, седьмая вода на киселе. Однако я не долго переживал. Всего несколько секунд, по факту – пока не осознал, как меня заводят губы Кейси. После долгой оральной ласки мы расступились, и я увидел, как крошечные капельки дождя сияют в ее волосах, запаленные огнями кинотеатра на противоположной стороне улицы. Я видел выражение ее лица, переполненное неожиданной страстью. Мы снова поцеловались – долго, страстно и жестко на этот раз; я ощущал, как мышцы ее спины по-звериному напрягаются.

Качество издания серии вернулось на приемлемую отметку: листы перестали быть коричневыми – а это главный критерий, по которому книга, на фоне своих предшественников, выглядела «так себе». Хорошая печать, почти белые корешки, минимальный набор опечаток или смазанного текста – именно так выглядели первые книги в серии. К редактуре и переводу вопросов мало: мы зачитывались книгой. Были места, где бы мы сказали, что подростки так не говорят (особенно до начала девяностых), но это уже придирки. Не самый мудреный слог Кетчама позволяет переводить его без новомодных изысков.

Но такую девчонку даже и при любых других слагаемых попробуй не заметить – фигуристая, породистая, полная юной силы. С такой кожей, о какой большинство ее сверстниц только мечтает. У нее был звонкий смех и удаль бывалой пловчихи – ведь такую холодную воду не каждый тюлень выдержит. Ее глаза заслуживали отдельного описания. Они были такого бледно-бледно голубого оттенка, что поначалу в них вообще было трудно разглядеть какой-либо цвет. Рыбьи зенки, как сказал бы мой говноглазый папаша. Бездонные. Как цвет моря, когда песок коралловый, а вода спокойная и мелкая. Отражающие свет, а не поглощающие его.

Эта книга оставила такое же впечатление, как и прошлая – глубокие, сильные истории, которые физически тяжело читать, ожидая какая еще напасть, и какая участь ожидает героя на следующей странице. Именно такого Кетчама мы и ждали. Каким бы тяжелым не было чтение – оба рассказа (или повести) стоят каждой минуты, потраченной на них. Что подростки, что взрослые у Кетчама – все твари имеют право на жизнь. Если вы готовы к душевным терзаниям о бытовой скоротечности и непредсказуемости жизни – обязательно уделите время этой книге.

Пес зарылся зубами в его живот. Мотнув башкой, он вырвал из него неплохой кусок. Я окаменел, таращась на проделанную в животе Стива дыру. Ее вид не сразу был должным образом обработан мозгом – я подумал, что смотрю на нечто вроде колодезного жерла. Или на незакрытый канализационный люк – тем более оттуда, из жуткого проема, в пещеру сразу пробился запах дерьма и мочи. На колени Стиву вывалилось нечто бледное. Задние лапы пса сразу напряглись; он уже что-то тащил в зубах из тела наружу, чавкая и урча. Его уродливый шишковатый череп вальяжно оборотился ко мне. Я попятился.