02.04.2024
Все обзоры книгОднажды в Лондон прибывает необычное и коварное существо, способное подчинять своей воле других и менять облик. Оно начинает преследовать преуспевающего политика Пола Лессингема – уважаемого джентльмена, имеющего лишь одну слабость: он панически боится… жуков. Но почему, за что хочет расправиться с Лессингемом загадочный мститель? И как страх его жертвы связан с путешествием в Египет, которое Лессингем совершил много лет назад?..
Можете смеяться надо мной, Сидней, но у меня было некое чувство, которое крайне трудно описать, но при этом очень реальное, перерастающее в уверенность. И суть этого чувства сводилась к тому, что где-то рядом со мной происходит что-то сверхъестественное.
Древнее проклятье, нависшее над человеком, неудачно свернувшим с туристического маршрута в поисках приключений: развлечений совершенного иного рода, нежели осмотр достопримечательностей и вкушение заморских явств. Каким образом эта прогулка повлияет на жизнь будущего британского парламентария и откуда в истории жуки?! Книга, опубликованная в один год с Дракулой Брэма Стокера и проданная большим тиражом – что еще нужно сказать для рекламы? Да мы сразу схватились за такой интересный роман!
Дора без приглашения села в большое обтянутое шагреневой кожей старинное кресло, которое могло бы вместить полдюжины женщин ее габаритов. При этом скромность ее позы невольно вызвала у меня мысль о том, что она, пожалуй, могла бы служить живым современным воплощением целомудренности и добропорядочности женщин прежних, ушедших времен. При этом ее безмятежные серые глаза, судя по всему, видели и замечали гораздо больше, чем по ним можно было прочесть.
Привлекательный антураж Лондона со стороны потерявшего работу, нищего образованного клерка, открывающий роман – сбивает с толку. Про роман «Жук» можно найти много материалов (как философских, так и прикладных), но читая книгу, написанную два века назад, подспудно, ожидаешь либо твердую «родоначальную» готику, либо викторианскую историю любви. Примерно оба этих критерия в дальнейшем появятся в книге. Неоднозначное начало, ведь, мы привыкли видеть горечь и утрату тех времен больше на эмоциональном уровне, чем пихать героя в физически непривлекательное положение, - захватывает читателя.
- Знаете, я в самом деле просто не в состоянии передать, насколько омерзительны мне были поцелуи той женщины. Они вызывали у меня просто неописуемое отвращение. Я до сих пор вспоминаю их с ощущением физического, ментального и морального ужаса, хотя прошло двадцать лет. Самым же ужасным было то, что я был совершенно неспособен оказать хотя бы малейшее сопротивление этим ласкам. Я просто лежал неподвижно как бревно, не издавая ни слова, ни звука. Женщина же делала свое дело, в то время как я пребывал в состоянии, близком к агонии.
Повествование романа идет почти в одной временной линии (с небольшими наскоками временного континуума) от лица четырех персонажей, каждый со своими желаниями, видением мира и закадровыми историями, тесно переплетающимися с большим и страшным проклятием, а также странного вида арабом. Увлечение освоением всего ближневосточного в те годы часто перекликалось с литературой, когда можно было показать мистику и не удосужиться объяснением ее сущности. Множество романов и в следующем веке опирались на «восточное» таинство, одно упоминание которого позволяло изобретать и придумывать любые неожиданные повороты сюжета, не сильно вникая в культуру, всего лишь найдя пару имен божеств.
Это был последний, сокрушительный удар. Скитаться целый день в поисках работы, умоляя дать мне возможность добыть хотя бы гроши, на которые можно было бы купить какой-нибудь еды, и все понапрасну, - тяжелое испытание. Но, будучи морально убитым и физически изможденным, измученным голодом и усталостью, забыть об остатках гордости, которые у меня еще сохранились, попросить, как бездомный бродяга (а именно им я и был), остановиться в ночлежке и тоже получить отказ – было еще хуже. Гораздо хуже. Это было едва ли не самое неприятное, что могло со мной произойти.
В «Жуке» читатель должен принять, что существует некая всесильная сущность, способная подчинять людей, переписывать память и влиять «окутываемым мраком» на поведение всех и вся. По стандарту, такая сущность является олицетворением зла, с которым необходимо бороться. Как и полагается, эта самая сущность для начала потакает желаниям некоего индивида, а когда тот понимает, что желание оказалось не таким, как он себе представлял, сразу же накладывает ярлык «зла». А чтобы у читателя не возникали идеи сопереживания грязным немытым сектантам, стоит переместить действие в Лондон, где успешный парламентарий не хочет возвращать долг.
В интонации, с которой были сказаны эти слова, было что-то настолько женское, что я снова подумал, что мог ошибиться, когда определял пол существа, которое подчинило меня себе. Дорого бы я дал, чтобы изо всех сил ударить его по лицу – или, еще лучше, схватить за шею, вышвырнуть в окно и вывалять в грязи.
Вся история до безобразия красиво написана: подчеркивая детали, которые читатель ожидает увидеть, она преподносит небольшой кусочек мистики, зарождающий в голове читателя семена сомнений, и играя с ним, раскрывает длинную историю притягательным изложением событий, чувств и верований. В очередной раз читаем классику, которую стоит рекламировать чуть больше, дабы охват аудитории шел на эту изумительную литературу, а не подростковые возлияния в подвалах с трупами друзей.
Сделать то, что я сделал, меня побудило прежде всего выражение его лица – хотя и все остальное, пожалуй, тоже. Я что-то сказал ему – какую-то чепуху, не помню, что именно. Он посмотрел на меня – молча, что показалось мне совершенно противоестественным. Я снова обратился к незнакомцу – и снова его плотно сомкнутые губы не выпустили наружу ни слова, ни звука. Пугающий взгляд его широко раскрытых глаз был устремлен прямо на меня. В этих глазах было нечто такое, что убедило меня – они видели то, чего я никогда не видел и не увижу. Затем я убрал руки, которыми держал незнакомца за плечи, и отпустил его. Почему я так поступил, не знаю – но я сделал именно это.
Повествование в романе, кроме финального акта, происходит неспешно, вдумчиво, заразительно: детальные описания окружений, в которых пытливый читатель может находить важные мелкие детали, сам того не осознавая. У каждого персонажа своя манера преподнесения истории: даже язык повествования меняется (в этом не малая заслуга переводчика), хоть это и достаточно тяжело определить, так как в манере «одно предложение на абзац» сейчас пишут все меньше людей. Короткие предложения, короткие ролики – все, чтобы информация попала на одну извилину и забылась.
Однако он все время вставляет в любой разговор прозрачные и крайне неприятные намеки на некоторых моих знакомых, которых он именует «политическими авантюристами», «алчными проходимцами», «радикально настроенным сбродом» и прочими нелестными эпитетами. Иногда я пытаюсь ему возражать, но за этим всякий раз следует такая буря, что я снова становлюсь предельно сдержанной. Так что не будет преувеличением сказать, что большую часть времени я просто молчу.
Книга покупалась на релизе, и мы можем сейчас ошибаться, но вроде бы – это была первая книга серии «Вселенная Стивена Кинга», которая потеряла свои белоснежные страницы, найдя им замену в плотных коричневых листах. Качество печати от этого не пострадало, а вот эстетика белоснежного ряда книг на полке – очень. Качество перевода мы уже упоминали и можем продолжить: предложения, которые кажутся ошибочными, перечитав пару раз, обретают смысл. Если не придираться к уменьшению белого цвета в книге, то издание подпадает под стандарт серии.
Он прекрасный друг или, если хотите, брат. Я очень много раз обращалась к нему за помощью – и нередко получала прекрасные советы. Полагаю, мне и сейчас следует с ним проконсультироваться. Есть вещи, о которых мне трудно решиться поговорить с Полом. Он великий человек. Так что ему не следует опускаться до болтовни о тряпках и прочих приземленных вещах. А вот Сидней для этого вполне годится. Когда он находится в подходящем настроении, трудно найти более квалифицированного эксперта для обсуждения достоинств и недостатков того или иного платья. Я не раз говорила ему, что, если бы он был портным, у него отбоя бы не было от клиенток. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Еще одно классическое произведение, с которым мы познакомились благодаря серии «Вселенная Стивена Кинга». Серия на этом не думает останавливаться и продолжает радовать нас вполне интересными книгами, которые, возможно, мы бы и пропустили, выходи они в других сериях. Уже привычный рефлекс при виде новой книги с белой рамкой добавлять ее в корзину, а уж потом думать читать или нет. Пока, откровенно плохих (чтобы совсем неудобоваримых) мы не видели, а погрузиться в мир двухвековой давности, с жуками и арабами – это почти как посмотреть Мумию. Это комплимент.
Это была тема, которой я сам старался мысленно избегать. Страшно было подумать, что могло произойти с нежной, хорошо воспитанной девушкой, попавшей в лапы такого воплощения зла, каким являлся разыскиваемый нами араб. В моем представлении он сконцентрировал в себе все возможные грехи, все ужасы, которые только мог себе представить человеческий разум. Что могло быть причиной тех воплей, о которых рассказывали попутчики злополучного араба? Им показалось, что в поезде кого-то убивали. Какие мучения, какие ужасные пытки могли спровоцировать эти крики? А жалобные звуки, которые заставили грубого и черствого лондонского кебмена дважды слезать с козел, чтобы выяснить, в чем дело? Какими страданиями, какой болью они могли быть вызваны? Беспомощная, беззащитная девушка, которая, должно быть, уже вытерпела то, что для нее было хуже смерти, запертая в раскачивающемся деревянном ящике на колесах, с глазу на глаз с восточным дьяволом с его громадным тюком, который, возможно, таил в себе какие-то ужасы… Через какие неисчислимые мучения довелось пройти этой бедняжке, родившейся в самом сердце цивилизованного Лондона? Что могло заставить ее издавать эти самые «жалобные звуки»?
02.04.2024
Все обзоры книг